На Севере долго снилась цветущая яблоня

- Никита, Вам довелось жить у трех разных морей, омывающих Россию – Черного, Балтийского, Баренцева. Какое из этих морей Вам ближе?

- Ближе, естественно, Черное, потому как в детстве постоянно проводили время на теплом море, много купались. Когда жил в Ленинграде, учась в институте, то было просто не до моря, да и далековато до него оказалось. А здесь, на Севере, - море холодное, а потому и не вызывает таких ярких эмоций, как Черное. Тем не менее, море в моем творчестве появляется часто, хотя в основном фоном.

Дело в том, что из Севастополя на Кольский Север, куда перевели служить отца, мы приехали, когда мне было лет пятнадцать. И первое воспоминание о Севере связано с зимой, с темными ночами. На молодой организм физически перемены как бы и не произвели особого впечатления, зато где-то с год мне снились цветущие яблоня и миндаль. Я просыпался и видел за окном наши мурманские красоты... Затем уже появились более обстоятельные впечатления от Севера, какие-то иные цвета. Но с тех пор, почему-то, как я не пытался это перебороть, больше пишу юг, свои детские и отроческие воспоминания о нем. Мурманска у меня на картинах немного. Он проявляется только в ощущениях. Почему так – сказать сложно. Это, наверное, связано с тайнами человеческой психологии.

Из семьи «невоенного военного»

- Никита Ростиславович, Вы из семьи военного моряка. Как это обстоятельство отразилось на вашем творчестве?

- Да совершено никак не отразилось. Дело в том, что отец мой был этаким «невоенным военным». Конечно, он носил форму, но по специальности был технарем, механиком. У него было много изобретений, различных патентов. А военный корабль стал для него просто местом работы.

- А, глядя на отца, не хотелось стать военным моряком?

- Боже, упаси! Ко всякому призванию необходимо иметь склонность, а у меня никогда не было тяги к армии или флоту. К тому же военный – это всегда человек определенного ранжира, порядка, чего во мне всегда было маловато. В армии я служил срочную, в Азербайджане. Мне не понравилось…

А что касается моего отца, то думаю, что он всегда был в большей степени романтиком, прочел много о том, старом дореволюционном флоте. Вот его и потянуло к кораблям, к морям, к парусам. Но эта его любовь к флоту на мне практически никак не отразилась.

У меня картины непродажные

- Никита, а когда в себе впервые почувствовал дар художника? В чем это проявилось?

- Да я до сих пор не считаю себя художником. Сейчас вообще работаю в рекламной компании.

- Но ведь образование-то соответствующее имеется?

- С образованием все в порядке. Им я, безусловно, дорожу. Дело в другом: раз я не зарабатываю на хлеб насущный своим творчеством, раз у меня есть иная работа, которая и кормит мою семью, то я не могу считать себя художником в том смысле, как это было принято пару столетий назад.

- А мог ли бы художник Никита Духно прожить сегодня на деньги, вырученные с продажи своих картин?

- Думаю, что нет. Они у меня попросту непродажные. Во всяком случае, их невозможно продать без специальных, очень серьезных усилий. Пробовал я стать свободным художником, жить только от творчества, - не получилось…

Если зарабатывать продажей картин, то их, чтобы нормально жить, необходимо печь как пирожки. Да еще нарабатывать своего собственного покупателя. То есть, всем этим необходимо серьезно заниматься, разрабатывать стратегию продаж. А с творчеством в этом случае совсем придется покончить…

- Вы учились и в Москве, и в Питере. Какой из вузов больше дал в профессиональном плане, где было интереснее?

- Я не могу выделить какой-либо один, они сами по себе разные, отличные друг от друга. Когда учился в Ленинградском институте текстильной и легкой промышленности, то и я был молод, и время было иное, да и выбор вуза был в большей степени не за мной, а за родителями. А второй институт – Московский полиграфический - я выбирал уже самостоятельно, в зрелом возрасте, потому и учился в нем заочно.

- Родители Вас подталкивали к тому, чтобы стать художником?

- Да, они с самого начала направляли меня именно к такому жизненному пути. Не знаю, было ли это сознательным решением или просто обратили внимание на мое увлечение рисованием, но в Севастопольскую художественную школу меня отвел отец. Я не помню сами занятия в той школе, но навсегда сохранил в памяти удивительную атмосферу, которая в ней была создана. Навсегда запали в душу пленэры, на которые мы ходили в Херсонес. Не помню, что мы там рисовали. Кажется, больше купались в море. А учитель наш ложился на бережке, опускал голову в маске в воду и копал античные монеты. И мы ему с радостью помогали… Так и создавался тот необыкновенный фон, который замечательно воспитывал в нас людей.

Помню, как уже в Мурманске, приезжал к нам известный московский теоретик обучения детей рисованию, он рассказал о том, как он вывозил своих учеников в какой-нибудь старинный уголок Москвы, и они рисовали обычную картошку – но тоже на изумительном фоне! Вероятно, для любого художника, для любого творческого человека, важно, в какой именно атмосфере он живет и развивается…

Чересчур нетрадиционное яблоко

- И вот когда мы переехали в Мурманск, - продолжает вспоминать Никита Ростиславович, - я нашел ближайшую художественную школу, которая располагалась тогда в Ленинском районе, на улице Невского, и продолжил обучение.

- И уже из Мурманска направился в Питер, в институт?

- Не совсем так. После восьмого класса я пробовал поступить в Ленинградское училище имени Серова, но не получилось, потому что не знал училищных традиций. Я тогда на вступительных экзаменах нарисовал какое-то чересчур нетрадиционное яблоко. А после окончания школы был уже институт текстильной и легкой промышленности, факультет дизайна одежды. Безусловно, все это было интересно, увлекательно, но все же мир моды меня мало привлекал… В памяти с тех времен остался сам Петербург, его художники, его кино.

- Никита, один из мурманских искусствоведов однажды написал, что ты соединяешь в своем творчестве русскую живопись 30-40-х годов и ленинградскую школу живописи Лебедева 60-х годов прошлого столетия. Насколько это верно?

- Скорее всего, с таким суждением можно согласиться, хотя я небольшой сторонник формализованных определений. Мне всегда казалось, что в творчестве я более многогранен. Тем не менее, думаю, мне, действительно, более близка русская живопись 30-40 годов прошлого века. Интересно творчество французского художника середины 20 века Мориса Утрилло. Но при этом думаю, что нет особой необходимости зацикливаться на творчестве какого-либо одного художника, пусть самого гениального. Сегодня мне нравится один живописец, завтра – другой, послезавтра - третий. И это совершенно нормально, потому как жизнь не стоит на месте, в ней постоянно что-то происходит, что-то меняется. Сегодня же многие начинают теоретизировать, объясняя собственные работы. А ведь живопись пояснять не надо. Мне, как зрителю, хочется понять живописца через им нарисованное, а не выслушивать его пояснения к той или иной картине. Такое же у меня отношение и к литературе, в первую очередь к стихам. А вообще я люблю ходить в хорошие музеи, после появляется желание что-нибудь сделать.

Сначала была зона с подшлемниками

- Но вернемся к этапам жизненного пути: после учебы в Питере Вы возвращаетесь в Мурманск и сразу начинаете работать в художественной школе?

- Нет. Между вузом и школой была еще 17-я исправительно-трудовая колония на Угольках. Швейное производство, в котором шили подшлемники. Там был по штату положен технолог, им я и стал. Ощущение от пребывания на территории колонии, мягко говоря, не слишком приятные. Самым запомнившимся для меня стало то, что план на закрытом предприятии делался, как и везде в стране, с помощью водки. Но мне повезло: долго я там не задержался.

- И пришли в художественную школу?

- Да, это была Кольская художественная школа, в которой я немало проработал сначала преподавателем, а затем директором.

- Чему Вы учили ребят?

- Я убежден, что в художественной школе не надо обучать детей теми же методами, которые используют, например, в музыкальных школах. Нет необходимости ставить технику, хотя это тоже возможно. На мой взгляд, ребенка в первую очередь необходимо учить видеть, учить анализировать. Надо научить юного человека жить жизнью окружающего его мира, помочь полюбить этот мир, быть внимательнее к нему.

- А своих детей Вы отдали в художественную школу?

- Нет, и теперь жалею об этом. Старший сын ругает меня за это. Сейчас он увлекся вещами, связанными с художественным творчеством, а знаний не хватает, приходится многое познавать самому.

Младший тоже не ходит в художественную школу. Он сам рисует. К сожалению, в Мурманске не так много преподавателей, к которым бы я послал его на обучение.

- В своем рекламном агентстве Вы много работаете с учреждения культуры и искусства. Почему так случилось?

- Так сложилось, потому что у большинства рекламных агентств имеется своя специализация. Кто-то в основном работает с милицией, кто-то с военными. Мы же стараемся не ограничивать себя какими-то рамками и готовы работать с любым заказчиком.

Активно до последнего времени работали с мурманским городским комитетом по культуре, детской музыкальной школой № 1. Сейчас разработали новый фирменный знак для областного драматического театра.

- А Вам, как художнику, интереснее рисовать вживую или на компьютере?

- Я не провожу водораздела между этими способами художественной реализации. Когда необходимо - рисую на бумаге, но в основном, конечно, сейчас идет работа на компьютере, возможности которого в последнее время сильно возросли.

По большому счету мне все-таки интереснее преодолевать сопротивление бумаги, карандаша, кисти, чем просто щелкать по клавишам. С совершенствованием компьютерных технологий исчезать некая духовность творчества. И самое главное, я знаю, что на компьютере можно отменить любое действие, все исправить. И мне кажется, это не идет на пользу творчества.

- Никита, кто Вы сейчас больше – бизнесмен или художник? Не мешают ли две ваши ипостаси друг другу?

- Да нет, не мешают.

- А в какая из них интереснее?

- Это настолько разные вещи, что их невозможно сравнивать. Было легче запереться в мастерской, творить, ни от кого не завися. Но такое положение вещей изначально исключено. В идеале нужно найти середину между художником и бизнесменом: чтобы и клиент ушел удовлетворенным и вновь вернулся к тебе с новым заказом. И чтобы при этом твои собственные творческие амбиции не остались в накладе.

- Если бы Вам сейчас сказали, Никита Ростиславович, бросай коммерцию, только рисуй! Чтобы вы ответили?

Сейчас я скоропалительно, наверное, не согласился бы. Во-первых, поставил бы лифт в свою мастерскую. Во-вторых, – очень хороший компьютер, обязательно «Макинтош», чтобы можно было установить большие программы. Надеюсь, скоро решим задачи-минимум и – тогда займемся творчеством.

Беседовал Константин СОЛОВЬЕВ.